Последствия катастрофические. Как потепление на 1,5 градуса меняет Россию

Предыдущее столетие ознаменовалось повышением температуры мировой атмосферы на полтора градуса. Из-за этого в начале лета западную часть России заливает дождями, а Сибирь изнывает от жары.

Эксперт  первого климатического НОЦ «Енисейская Сибирь», проректор Сибирского федерального университета Сергей Верховец рассказал о нюансах климата и погоды в ближайшее время.

Задыхаемся и мерзнем

Игорь Пантелеев, корреспондент krsk.aif.ru: Сергей Владимирович, уже второе лето Красноярск ставит температурные рекорды, Забайкалье и Дальний Восток смывает наводнениями, а москвичи мёрзнут при температуре 13–16 градусов в конце июня. Кажется, что видим какие-то неправильные тенденции. Но в чём они заключаются?

Сергей Верховец: Факторы изменяющегося климата сейчас стали наглядно проявляться, хотя скептики некоторое время назад удивлялись и шутили: вот потеплеет у нас, и станет всем хорошо. По данным глобальной метеорологической организации, фактически у нас уже произошло поднятие температуры до полутора градусов по сравнению с  индустриальной эпохой. Это общая температура атмосферы Земли. Значение само по себе не страшно, но страшны последствия, так как это несёт изменение поведения метеорологических явлений.

Причиной этому являются действия человека. Ни вулканы, ни солнечная активность, ни сдвиг магнитного поля Земли, а непосредственно антропологический фактор. Это беспрецедентное увеличение парниковых газов CO₂ в атмосфере и гидросфере Земли. Происходит разбалансировка, или раскачивание атмосферы умеренных и высоких широт.

Если ранее воздушные потоки шли с запада на восток, то теперь они всё чаще идут с севера на юг и обратно, забрасывая в Москву и вообще в районы Черноземья арктические воздушные массы. В Сибири всё чаще формируются устойчивые антициклоны, которые стоят не день-два, а несколько недель, что приводит к массовым пожарам, например в Якутии, а сейчас – в Забайкалье. Причём в парниковом газе растёт доля  изотопа углерода С₁₄.

– Это повышенное содержание углерода?

– Не совсем. Это признак присутствия в воздухе углекислого газа от сжигаемого ископаемого топлива: газа, угля, нефти. Я сейчас говорю не про лесные пожары, а про нефтегазовую и угольную промышленность. Есть, конечно, природные источники, вроде газового кратера Дарваза, который горит с 1970-х годов, но 99,9% выбросов – это промышленность, котельные, бензиновые и дизельные двигатели. Это то, что мы накапливали больше сотни лет, но только теперь начали реально ощущать.

Холодный пожар

– И это всё из-за каких-то полутора градусов?

– Да! Это нарушение тонкого природного баланса, которое влечёт за собой лавинообразные катастрофы. Вот вы, например, знаете, что такое «холодный пожар»? 800 тыс. га леса погибло из-за сибирского  шелкопряда – простой бабочки.

– Но шелкопряд – это не новое явление, он же всегда был?

– Был, но из-за этого потепления он эмигрировал на 150–200 км севернее, где его раньше не было. Так же, например, как и уссурийский пихтовый полиграф, который и раньше «приезжал» по железной дороге в Западную Сибирь, но раньше у нас было холодно, а вот сейчас ему комфортно, он хорошо переносит ставшие тёплыми зимы. Да и опёнок (наш обыкновенный съедобный гриб) стал массовым вредителем леса, уничтожая горные леса в Саянах.

– Но опёнок же сапрофитный гриб, то есть питается мёртвыми деревьями.

– Вот именно, а из-за изменения температуры он начал переходить в агрессивную форму. Это пока только предположение, нужно ещё изучать это явление, но для опёнка складываются комфортные условия. А вот для сибирского кедра это плохие условия – он стал чахнуть из-за сухого воздуха, недостатка влаги в почве, становится слабым, и опёнок захватывает и заживо пожирает нездоровое дерево.

– И при всём этом и в Сибири, и в Забайкалье у нас вырубают деревья…

– Да, интенсивная вырубка у нас и раньше велась, но не накладывалась на изменения климата. Массовая вырубка способствует эрозии почв, а лес – это естественная губка, удерживающая влагу. Проходит сильный дождь, всё стекает в ручьи и реки, происходит резкое поднятие уровня водных артерий, происходит подтопление населённых пунктов и разрушение малых гидротехнических сооружений – вот этих дамб, которые в прошлом году размывало.

Главный вопрос

– Можно ли сказать, что человечество приблизилось к какой-то критической точке?

– Я бы так не сказал. Мы находимся в Сибири, живём, как у Христа за пазухой. У нас сбалансированная экосистема, индустриальная и жилищная инфраструктура – с большим запасом на разницу температур. Но меры уже сейчас надо предпринимать, в первую очередь укреплять гидротехнические сооружения. Обустраивать набережные, готовить противопожарные водоёмы, озеленять города, расширять ливневые канализации и делать многое другое. Но это у нас. А вот в странах, граничащих с океаном, в тех же Нидерландах, поднятие уровня воды на 10 см грозит тем, что 30% страны просто затопит. 

У России другая угроза – засуха и, как следствие, уменьшение урожая зерновых. На Санкт-Петербургском экономическом форуме говорили об ожидаемом падении урожайности на 10–40%. Но пока мы справляемся.

– Падение на 40% звучит как продовольственный кризис.

– В Сибири – на 10% в течение 10 лет. В южных территориях сложнее – как раз до 40%, но это прогноз до 2100 года. То есть время есть, но адаптационные меры надо предпринимать уже сейчас. Это мелиорация, выведение устойчивых к засухе сортов, сдвиг сельскохозяйственной деятельности в сторону севера. Но это отдельное направление. Помимо этого нужно снижать объём промышленных выбросов.

Нюансы зеленой энергетики

– Но мы же не можем взять и свернуть производства, это же экономика…

– Конечно, всё это надо оценивать с точки зрения целесообразности. И. И. Сечин прав, когда говорит, что мы не можем всё свернуть и перейти на «зелёнку»:  это путь к деградации человечества. Но надо разгрузить использование ископаемого топлива. Поиск новых энергетических источников – может, за 10 лет разовьётся термоядерная энергетика.

Вот мини-ГЭС мы можем себе построить, а произвести и разместить на 1 тыс. га солнечные панели, а потом через 10 лет их поменять мы не можем. Потому что углеродный след от утилизации этих панелей ещё больше, чем у ископаемого топлива.

– Это как с электромобилями? Литий-ионные аккумуляторы тоже невозможно экологически утилизировать.

– Абсолютно верно. Мы переходим на конфликт интересов локального и глобального уровня. Локально электромобиль использует электричество и не выбрасывает выхлопы от бензина и дизеля в атмосферу – для города это хорошо. Но глобально мы всё равно заряжаем его от угольной электростанции, сжигая ископаемое топливо. Ветрогенерации не хватает. Плюс производство аккумуляторов, их утилизация. Это очень спорно. Лучше дизель «Евро-5», чем электромобиль, который непонятно чем заряжается. 

Но в целом необходимо подчеркнуть, что климатическая повестка очень сложная, и простых решений здесь нет. Люди зависят от людей, страны – от стран. На Земле в одиночку проблем не решить.

«Холодный пожар». Ученые обещают России смерчи и грибы, «съедающие» лес Подробнее